Наум Эйтингон – как мальчик из Могилева стал убийцей Троцкого и главным диверсантом Сталина

 

Юность чекиста

Н. Эйтингон с братом и сестрами

В декабре 1899 года в семье конторщика Шкловской бумажной фабрики Исаака Эйтингона и Евгении Гранат родился сын Наум. По другим данным, звали его — Леонид, но это не единственное «темное» место в будущей жизни этого мальчика. А тем временем XIX cтолетие, подарившее паровую машину, железную дорогу, аэропланы и победу капиталистических отношений в экономике, уходило. Даже самый умный ребе в Шкловской синагоге не мог предсказать, что принесет век XX. И человечеству в целом, и маленькому Наумчику из семьи конторщика. Но волны грядущих перемен уже накатывались — в 1905 году началась первая революция, а в ответ на нее — еврейские погромы. Исаак Эйтингон, возглавлявший в Шклове добровольную пожарную дружину, возглавил тогда и отряд самообороны.

Отец Исаак Эйтингон

Вообще род Эйтингонов была совсем не простым. К этому клану принадлежало немало видных предпринимателей Могилевщины. Троюродным дядей Наума был Хаим Эйтингон, который в 1893 году переехал из Шклова в Лейпциг и стал таки одним из крупнейших в Западной Европе торговцев мехом. А сын Хаима Макс — одним из первых учеников основателя психоанализа Зигмунда Фрейда, и наряду с принцессой Мари Бонапарт — главным спонсором этого великого ученого.

Семья же самого Наума поехала из Шклова не так далеко — в губернский город Могилев. Родители тоже хотели видеть своего сына успешным предпринимателем, чего ради и отдали его в Могилевское коммерческое училище. Как сообщает американская исследовательница Мэри-Кей Уилмерс, сама происходившая из рода Эйтингонов, семья Наума принадлежала к «бедным» Эйтингонам, которые зачастую работали на богатую ветвь клана. В 1912 году Исаак Эйтингон умер от прободения язвы, мать осталась одна с четырьмя детьми. «Со смертью отца у меня закончилось детство», — напишет впоследствии Наум Эйтингон в своей автобиографии. Внукам помогал дед Борис, в доме которого была еще и одна из лучших в Шклове библиотек. Потом умер и он, и Наум вынужден был самостоятельно подрабатывать репетитором и статистиком.

Дед Борис Эйтингон

Но вскоре грянула первая мировая война, превратившая богатых родственников из Германии во врагов русского царя, а затем и революция 1917 года. Монархии больше не было, и теперь бедные стали спрашивать с богатых по счетам, накопившимся за многие столетия. В 1918 году в Могилев пришли немцы, затем — Красная Армия. Но у племянника миллионера из Лейпцига теперь — безупречная биография, Наум Эйтингон работал при оккупантах рабочим на цементном заводе и боролся за права пролетариев в профсоюзном комитете.

С новым приходом Советской власти в 1919 году молодой Эйтингон идет на службу в продовольственный комитет, потом — в рабочую кооперацию, направляя на пользу рабочего класса свои семейные познания в обороте товаров. В 1919 году Могилев входит в состав новообразованной Гомельской губернии, и Эйтингон вместе с рабочей кооперацией переезжает в новый губернский центр.

Автобиография Эйтингона

В Гомеле молодой кооператор и профсоюзник поправляет «свою единственную политическую ошибку», допущенную ранее — в 1917 году Эйтингон вступил в партию левых социалистов-революционеров. Левые эсеры казались ему тогда самыми решительными борцами за новый мир. Да и его дед Борис в свое время был не только нотариусом, но и организатором народнического кружка в Шклове. Но как не принявшие Брестский мир и стоявшие за советскую демократию, революционные социалисты-народники быстро разошлись с большевиками и попали под преследования. И в декабре 1919 года в Гомеле Наум Эйтингон вступил в РКП(б), которая после разгрома левых эсеров осталась единственной правящей партией.

 

Пуля от контр-банды

Гомель, весна 1920 года. В нескольких десятках верст от Гомеля к нему рвутся белопольские легионы, в самом городе — кишат тайные «гнезда контрреволюции». Но одновременно в прифронтовом городе заведующая музейной секцией Наркомпроса Наталья Седова организует музей — чтобы рабочие и крестьяне приобщались к новой культуре. А в начале мая в Гомель пребывает и ее знаменитый муж — председатель РВС республики Лев Троцкий.

Эйтингон в годы гражданской войны

10 мая на центральной площади Гомеля Лев Троцкий, который в то время считался главным вождем Красной Армии, произносит такую долгую и зажигательную речь, что она впоследствии будет издана отдельной брошюрой. Брошюра так и называлась — «Гомельская речь Троцкого». С большой долей вероятности можно предположить, что в толпе, с замиранием слушавшей речь лучшего оратора страны Советов, стоял и Наум Эйтингон. Тем более, что это могло полагаться ему по новой службе — именно в этот день Эйтингон поступил в Гомельскую ЧК.

Троцкий на своем бронепоезде съездил еще и на передовую под Речицу, куда были брошены сдерживать легионеров курсанты стоявших в Гомеле пехотных курсов. Председатель РВС выступает там, раздает махорку и уезжает — вновь колесить по многочисленным фронтам республики. А Эйтингон остается — «бороться с классовым врагом» на местах. По словам самого Эйтингона, вся губерния кишела бандитами — и он мотается по ней в поисках шаек. Участвует в аресте в Гомеле членов «Народного союза защиты родины и свободы» Бориса Савинкова, включая загадочного двойного агента Стауница-Опперпута. При этом есть вероятность, что именно с этого «ареста» и последующего побега за границу и началось внедрение Опперпута в савинковскую организацию, закончившуюся ее разгромом (операция «Синдикат-2»).

Эйтингон с группой чекистов сидит слева

У молодого, волевого, сообразительного и отчаянно храброго сотрудника Гомельской ЧК оперативная работа получается неплохо. Можно представить, что юноша из Шклова уже тогда был неплохим психологом и хорошо разбирался в людях (даже без фрейдизма и психоаналитики, как его родственник Макс). Так, проверяющий из центрального аппарата ВЧК Романовский отмечает, что из пяти членов коллегии Губчека только уполномоченный Эйтингон «соответствует своему назначению». Надо понимать, что чекистские кадры в то время формировались из очень разнородного элемента, зачастую — случайного.

Иногда проникали в «чрезвычайки» и откровенные авантюристы, и люди с криминальными наклонностями. И в скором времени Науму Эйтингону, возглавлявшему основное подразделение губернской ЧК — секретно-оперативный отдел (СОО), пришлось столкнуться с ними. СОО Эйтингона ведало всей агентурной сетью, только в Гомеле было 300 осведомителей. И одним из секретных сотрудников был некто Черноморец-Рудминский.

«Черноморец» прибыл в Гомель летом 1919 года, когда Гомельскую губернию захлестнула волна беженцев с Украины, спасавшихся от Деникина. Черноморец-Рудминский представился тогда видным деятелем революции в Украине, ему поверили на слово и направили служить в Стародубское ЧК (Стародуб, как и Могилев, входили тогда в Гомельскую губернию) Там он сразу же «отличился» — расстрелял местного мальчишку за «контрреволюционные призывы». Этот случай сильно возмутил жителей, а местная группа анархистов-коммунистов даже выпустила по этому поводу листовку — и тоже была арестована. Но под стражу был взят и сам Черноморец, и более того, за злоупотребление властью приговорен к заключению в исправдоме.

Однако вскоре Черноморца-Рудминского «условно» освободили. И даже вновь взяли на службу в ЧК. Только на этот раз в качестве сотрудника «под прикрытием». А выдавать себя взятый на поруки должен был за бандита.

Рудминский возглавил в Домановичской волости Речицкого уезда так называемую «контр-банду». Так назывались легендированные группировки, создававшиеся для оперативной игры по заманиванию настоящих бандитов или повстанцев. Но вот только Черноморец-Рудминский настолько вжился в роль, что и сам стал вести себя как настоящий бандит. Для разбирательства с вышедшим из-под контроля агентом в Домановичскую волость был направлен Наум Эйтингон. Что произошло далее — точно неизвестно. Но в результате начальник СОО был ранен из пистолета в ногу, а Черноморец-Рудминский, захватив наганы, лошадей и свою любовницу, скрылся в неизвестном направлении.

Ранение оказалось тяжелым, и врачи даже хотели ампутировать Эйтингону ногу. По легенде, молодой оперуполномоченный взялся за маузер и под его дулом приказал не резать, но лечить простреленную конечность.

Существует апокрифическое свидетельство шурина Эйтингона Меера Житницкого о крайнем революционном фанатизме Наума. В 90-е годы в Израиле Житницкий рассказал о том, что во время работы в губернской ЧК Эйтингон якобы расстрелял группу зажиточных евреев. Среди них был один из родственников его матери, после чего женщина будто бы отреклась от сына, по обычаю разорвав на себе одежды в местной синагоге. С другой стороны, известно — впоследствии мать жила в московской квартире сына-чекиста.

Столь яростное служение, если оно и было — не всегда помогало. В октябре 1921 года комиссия по чистке решила оставить Наума Эйтингона вне рядов партии. Тут наконец ему припомнили буржуазное происхождение, а в числе прочих обвинений — звучала и «слишком быстрая чекистская карьера». Возможно, воспользовавшись провалом операции с «контр-бандой», исключение из РКП(б) инспирировал кто-то из завистливых коллег?

Но уже в ноябре Эйтингона, как «раненого в борьбе с контрреволюцией», восстанавливают в партии. И вскоре он уезжает на Урал вместе с председателем Могилевской и Гомельской ЧК Николаем Волленбергом, который был назначен начальником Башкирской ЧК.

 

Восток — дело тонкое

С этого момента начинается «восточный» период в жизни могилевчанина. В 1924 году Эйтингон заканчивает Восточное отделение Военной академии РККА, обнаруживая большую способность к языкам. Видимо, время проведенное в шкловской библиотеке деда Бориса, не прошло даром. Эйтингон поступает в Иностранный отдел ОГПУ — ведет разведывательную работу в Китае и Турции под фамилией «Наумов».

Макс Эйтингон и Зигмунд Фрейд

В тот период многие в руководстве СССР считали, что в одной стране во враждебном окружении построить социализм — невозможно. Прежде всего, сторонником «мировой революции» сегодня называют Льва Троцкого, хотя на самом деле эту концепцию разделяла тогда большая часть партии. Бедные страны Востока и, в частности, Китай, где миллионные массы крестьян уже взбунтовались, рассматривались как главный революционный плацдарм.

Впрочем, Лев Троцкий очень скоро разойдется с Иосифом Сталиным, на стороне которого выступит бюрократический аппарат. Бежав в 1927 году за границу, Троцкий остановится в Турции. В эмиграции Лев Давыдович станет резко критиковать бюрократию и призывать к восстановлению «рабочей демократии» в Советском Союзе, за что и станет у Генсека врагом № 1. По иронии судьбы, советским резидентом в Турции был в это время — Наум Эйтингон.

Макс Эйтингон

В начале 30-х годов Эйтингон становится помощником Якова Серебрянского, руководителя особой группы в Управлении специальных операций ОГПУ. Попросту говоря, «группа Яши» занималась ликвидацией и похищением врагов Советской власти за рубежом. Сам Серебрянский к тому времени был фигурой легендарной. В прошлом, как и Эйтингон, он был эсером — да еще членом их самой радикальной фракции «максималистов». В 1909 году царская полиция арестовала Серебрянского за причастность к подготовке покушения на начальника Минской тюрьмы, отличившегося особой жестокостью. Во время гражданской войны дороги большевиков и эсеров разошлись, Яков Серебрянский в 1920 году поступает на службу в ВЧК. Но и связей с левыми эсерами — не порывает, и после увольнения из ЧК в 1921 попадает на квартире одного из них в засаду своих же бывших коллег, 4 месяца сидит в тюрьме.

В ГПУ на закордонную работу Серебрянского вновь берет Яков Блюмкин, в прошлом — также один из самых видных левых эсеров, убийца немецкого посла Мирбаха. И «Яша» быстро сделал карьеру в сфере нелегальных операций. О существовании спецгруппы особого назначения (СГОН) во главе с Серебрянским знали только Сталин, начальник ОГПУ Менжинский и председатель Коминтерна Пятницкий.

В СГОНЕ мастером «тайной войны» стал и Наум Эйтингон.

 

Дамоклов ледоруб

В 1928 году под Мукденом был взорван бронепоезд маршала Чжан Цзолиня, бывшего бандита-хунхуза, ставшего фактическим военным диктатором Маньчжурии. Чжан этим взрывом был убит. Японская разведка негласно взяла эту акцию на себя. По свидетельству же исследователя Александра Колпакиди, это была совместная, но до сих пор засекреченная операция Иностранного отдела ОГПУ и военного Разведупра, организатором которой являлся Наум Эйтингон. В 1927 году именно солдаты Чжан Цзолиня напали и разгромили советское посольство в Пекине.

Эйтингон участвовал и в организации похищений руководителей белогвардейской организации РОВС генералов Кутепова и Миллера в Париже. Акт международного терроризма? Но надо еще учесть, что РОВС сам занимался организацией террористических покушений и диверсий в СССР, а во Второй мировой войне — воевал на стороне нацистской Германии.

Существует мнение, что Наум Эйтингон использовал для своей разведывательной работы и своих зарубежных родственников, в частности, Мотти Эйтингона, еще одного племянника лейпцигского торговца мехами дяди Хаима. В частности, будто бы Макс Эйтингон зарабатывал на мехах, которые ему поставляли из СССР. А часть денег шла на содержание таких советских агентов, как генерал-эмигрант Скоблин и его жена певица Надежда Плевицкая. Мэри-Кей Уилмерс сообщает — в 1927 году Макс Эйтингон заключил контракт с Совнаркомом на поставку мехов в США на 8 миллионов долларов. И долларов не теперешних, «бакс» в 1920- годах был гораздо полновесней — примерно как 1 к 10.

Певица Надежда Плевицкая

После начала фашистского мятежа Эйтингон под псевдонимом «генерал Котов» появляется в Испании. В Мадриде он становится заместителем резидента советской разведки Александра Орлова — еще одного уроженца Могилевщины, настоящее имя которого было Лейба Фельдбин. В Испании, в числе прочего, Эйтингон занимается организацией лагерей для диверсантов, забрасываемых в тыл франкистов. Роман Хэмингуэя «По ком звонит колокол» — это об этом. Есть свидетельства, что, когда одна из групп подрывников долго не могла вернуться назад, Эйтингон сам вскочил в танк и повел его на позиции фалангистов — чтобы обеспечить прорыв для своих бойцов. Но земляк Орлов-Фельдбин бежит на Запад — и теперь и Эйтингон мог легко оказаться в расстрельной яме. Однако он был слишком нужен Сталину.

Дело в том, что в скором времени Наум Эйтингон приступает к операции «Утка» — по ликвидации Льва Троцкого, злейшего врага Сталина. Не известно доподлинно, вспоминал ли Эйтингон при этом тот благоговейный восторг, с которым толпа в Гомеле на площади слушала тогдашнего второго человека в партии большевиков. Но Сталин считал, что именно Лев Давыдович до сих пор является его главным соперником в борьбе за власть. Впрочем, на самом деле никаких шансов вернуться во власть у Троцкого-Бронштейна не было. Мало того, что его идеи возвращения к истокам Октябрьской революции были чужды советской бюрократии, так еще на волне борьбы с «троцкизмом» она исподволь напитывалась скрытым антисемитизмом.

Для выполнения операции «Утка» было создано две группы, не знавших о существовании друг друга. Первая группа называлась «Конь», и ей руководил известный художник и коммунист-сталинист Давид Сикейрос, вторая группа носила название «Мать».

«Мать» — это Каридад Меркадер, пламенная испанка, родившаяся на Кубе. Эйтингон завербовал Каридад и ее сына Рамона еще в Испании. Бывший муж Каридад и отец Рамона был титулованным испанским дворянином, который заставлял жену ходить с ним в публичные дома. Каридад ушла от извращенца сначала к анархистам, потом — к коммунистам. По одной из версий, Каридад стала и любовницей Эйтингона. Рамон Меркадер во время войны был диверсантом во франкистском тылу, потом следил за полутроцкистом и будущим писателем Джеймсом Оруэллом.

Непосредственно в Мексику выехал и Наум Эйтингон с Павлом Судоплатовым. На операцию они запросили 300 тысяч долларов, на что Сталин ответил: «Не жалейте средств». По некоторым данным, техническую помощь при этом Эйтингону оказывали и его родственники в США.

Первым охоту за Троцким начал «Конь». 23 мая 1940 года Сикейрос с группой в 20 боевиков, «смеясь и шутя, будто шли на праздник», переоделись в военную и полицейскую форму и выехали к особняку Троцкого в Мехико. В группе был и советский разведчик, а впоследствии — писатель Иосиф Григулевич, уроженец Вильно.

Группа с ходу открыла стрельбу из крупнокалиберных пистолетов-пулеметов «томпсон». Несмотря на то, что шквальный огонь велся с четырех сторон — через окна и двери, Лев Троцкий и его жена Наталья Седова уцелели. Они укрылись в углу, а Наталья еще и закрыла мужа своим телом. Мексиканская полиция насчитала в комнате пробоины от 73 пуль. Есть сведения, что боевики Сикейроса приняли текилы для храбрости, но так и не смогли полностью преодолеть страх и убедиться, убит ли ими Троцкий. Поэтому и вели огонь вслепую. Убийц провел в усадьбу завербованный охранник-троцкист Роберт Харт, которого впоследствии «свои» же из группы «Конь» и ликвидировали.
Говорят, что Сталин был сильно недоволен неудачей. Эйтингон в своем отчете Сталину брал всю вину на себя и был «готов по первому вашему требованию выехать для получения положенного за такой провал наказания». Сталин велел продолжать операцию. И тогда в дело вступила группа «Мать». Точнее — мать и сын.

В отличие от богемы Сикейроса, Рамон Меркадер дель Рио обладал хорошей выдержкой и решил действовать наверняка. Он сумел войти в доверие к Троцкому под видом его сторонника. 20 августа Рамон Меркадер явился к «Старику» для правки своей статьи. Когда Лев Давыдович склонился над рукописью, Меркадер достал спрятанный ледоруб и обрушил его на голову Троцкого. Но в последний момент тот то ли изменил положение, то ли убийца закрыл глаза — и острие альпенштока хоть и вошло в голову, но убило Троцкого не сразу. Лев Троцкий умер в больнице спустя 26 часов.

После этого «рабочая демократия» в СССР так никогда и не вернется, а Эйтингон вскоре станет помощником начальника 4-го управления НКВД Павла Судоплатова.
Репрессии обошли этих двух друзей стороной. Более того, с началом Великой Отечественной войны им удалось вытащить из лагерей и вернуть в строй ряд бывших разведчиков, в том числе — приговоренного к расстрелу Якова Серебрянского.

В 1941-1942 году Наум Эйтингон снова работает в знакомой ему Турции. Во многом благодаря этому Анкара, где были сильны профашистские симпатии, так и не вступила в войну на стороне Гитлера. Кто знает, как бы повернулся ход истории, если бы летом 1942 года в спину защитникам Кавказа, а затем — и Волги, ударили бы турецкие войска?
С 1942 года — Наум Эйтингон курирует диверсионную деятельность и террор в немецком тылу. Руководит операциями «Монастырь», «Березино», «Курьеры», «Арийцы», в ходе которых водит за нос немецкую разведку. Вылавливает диверсантов абвера в белорусских лесах, в том числе — и на Могилевщине. И перевербовывает их, включая в оперативную игру. Например, в ходе операции «Березино» Эйтингоном была организована имитация деятельности в районе шоссе Могилев-Минск крупной немецкой части, якобы оставшейся в окружении. «Березино» проводилась в такой глубокой тайне, что даже нарком НКВД БССР Цанава принял группу ее участников за настоящих немецких диверсантов. В «Березино» участвовал и Вильям Фишер — будущий знаменитый разведчик Рудольф Абель.

По одной из версий, в доме деда Эйтингона Бориса, который считался одним из лучших в Шклове, во время войны разместилось гестапо. После освобождения Наум Эйтингон добился, чтобы дом его деда был передан под детский сад.

По одной из версий, именно Наум Эйтингон завербовал супругов Коэнов, сыгравших важную роль в передаче СССР секретов атомного оружия из США. Моррис Коэн, родители которого происходили из Киева и Вильны, был добровольцем в Интербригадах в Испании.

 

Изобретатели спецназа

Но сталинская машина террора не могла работать на холостых оборотах, в жернова репрессий время от времени бросались и ее активные участники. В 1951 году дамоклов меч репрессий обрушится и на голову Наума Эйтингона. На этот раз «главному диверсанту Сталина» припомнят не столько буржуазное, сколько еврейское происхождение. На волне борьбы с «безродным космополитизмом» Эйтингон будет приобщен к делу о «сионистском заговоре в МГБ».

Эйтингона отправил за решетку новоиспеченный замминистра МГБ «кровавый карлик» Михаил Рюмин, главный организатор «дела врачей». После смерти Сталина и ареста Рюмина Лаврентий Берия все же освободит своего бывшего специалиста по террору и диверсиям. После 17 месяцев в тюрьме, где его почти все время держали в карцере, лишали сна и избивали, Эйтингон потеряет 42 килограмма веса. Но вскоре падет и сам Берия, и вслед за этим в 1953 году 12 лет получит и Эйтингон. Реформистски настроенному новому руководству СССР уже не нужны были ни такие люди, ни их одиозные методы и соответствующий опыт. Более того, оно явно опасалось, что сталинско-бериевские диверсанты, искушенные в дерзких операциях, могут пойти на контрпереворот против «ревизионистов».

Эйтингон (слева) с женой Ольгой, приемной дочерью Зоей Зарубиной и сыном Владимиром

В заключении, которое отбывали Эйтингон и Судоплатов, они в ответ на появление в США «зеленых беретов» предложат создать в СССР войска специального назначения. В некотором смысле современный спецназ должен был бы признать своим прародителем и Наума Эйтингона из Шклова, и бывшего максималиста из Минска Якова Серебрянского. Сам Серебрянский, будучи арестованным в 1953 году в третий раз, в 1956 погибнет прямо на допросе в Бутырской тюрьме.

У Наума Эйтингона было три официальные жены и четверо детей, одна из них — приемная дочь Зоя Зарубина. Личная жизнь была сложной — две женщины, Ольга Зарубина и «блондинка-парашютистка», как ее называли родственники, Муза Малиновская, постоянно соперничали между собой.

Эйтингон с приемной дочерью Зоей и ее дочкой

В 1964 году «сталинский киллер» Наум Эйтингон был выпущен на свободу. Досрочного освобождения добилась удочеренная им бывшая разведчица Ольга Зарубина (в 1951 она не приняла предложения отказаться от отчима и была уволена из госбезопасности). Бывшему генералу была назначена солдатская пенсия в 12 рублей. Но приемная дочь добилась его устройства на работу в издательство «Международная книга». Наум Эйтингон скончался в 1981 году от кровотечения хронической язвы.

Н.И. Эйтингон Н.И. Эйтингон

Жизнь этого человека была бурной и противоречивой — как и сама эпоха, в которую он жил. Он не жалел ни себя — ни других, боролся с фашизмом — и убивал людей только потому, что они критиковали Сталина.