Смертельный рентген: как простое исследование желудка привело к смерти семи человек в Петербурге

Анечка, мне плохо

«У моей мамы был гастрит, и в ГКДЦ № 1 ей дали направление на рентген. Она пошла туда утром в пятницу, 24 декабря. Я уехала на работу, часа в три позвонила ей, и она сказала: «Анечка, мне плохо, я на остановке»«, — вспоминает Анна Речинская. По ее словам, маму начало тошнить еще в кабинете рентгена и она «еле добежала до туалета». Анна вызвала скорую и поехала домой. «Когда я приехала, мама была в сознании, но в очень плохом состоянии. Мне сразу сказали идти искать людей, чтобы помочь ее вынести», — говорит она.

Маму Анны отвезли в Елизаветинскую больницу. Анна поехала туда, но ей сказали только, что мама находится в хирургическом отделении и велели ждать рабочих дней. На следующий день, в субботу, Анна привезла маме вещи. В больнице их приняли и пообещали передать, но никакой информации снова не дали. «Я звонила на мамин телефон, но она не отвечала, звонила в больницу, требовала, чтобы мне хоть что-то сказали. А потом моя сестра позвонила в морг и мама оказалась там», — рассказывает Анна. Позже она узнала, что мама умерла еще в ночь с пятницы на субботу.

В результатах вскрытия в качестве причины смерти была указана сердечная недостаточность. Анна похоронила маму 30 декабря. После новогодних праздников она отправила запрос в ГКДЦ № 1, чтобы получить протокол рентгена, но ей выдали только результаты. А 20 января Анна уже сама пришла в центр. Ее приняла заведующая отделением лучевой диагностики Елена Медведева. Анна рассказала, что мама умерла, и потребовала протокол, чтобы понять, как делали рентген. «Она мне пообещала, что даст эти документы, и я ушла с надеждой, что хоть что-то получу. А 26 января я узнала из новостей про нескольких умерших после рентгена пациентов, и у меня все сложилось», — говорит Анна.

В этот день стало известно о смерти двоих пациентов, проходивших исследование желудка в ГКДЦ № 1, — 60-летней женщины и 42-летнего мужчины. Еще двое человек после такого же исследования попали в больницу. Вскоре одна женщина умерла. Все погибшие делали рентген с использованием стандартного для таких случаев препарата, который повышает контрастность снимков — сульфата бария.

Как рассказала Александра, жена одного из умерших, когда ее муж 24 января приехал на рентген, ему дали выпить перед процедурой стакан воды с сульфатом бария. После него мужчина почувствовал себя нехорошо. «Сказал, что еще не допил, как стало плохо. Во время рентгена становилось все хуже и хуже», — рассказывает Александра. По ее словам, дома мужа начало тошнить — у него «выходил белый порошок, настолько тяжелый, что оставался в сливе после того, как спускали воду». Приехавшая скорая доставила мужчину в больницу. Ночью он умер.

Сердечная недостаточность

Через два дня, 28 января, было известно уже не только о троих умерших, но и более 20 пострадавших. Следственный комитет возбудил уголовное дело по статьям о причинении смерти по неосторожности (ч. 3 ст. 109 УК РФ) и хранении медицинских товаров, не отвечающих требованиям безопасности (ч.3 ст. 238 УК РФ). Главврача центра Евгения Попова задержали в тот же день и обвинили в «применении контрафактного химического препарата». По версии следствия, причиной смертей стал некачественный сульфат бария, закупку которого утвердил Попов. Сам он еще до своего задержания сказал, что в центре «потрясены» случившимся. По его словам, гастрография с использованием сульфата бария выполнялась с момента начала работы центра и никаких осложнений никогда не было.

ГКДЦ № 1 остановил прием пациентов и попросил всех, кто делал рентген с сульфатом бария и почувствовал себя плохо, незамедлительно связаться с центром. В сообщении СК говорилось, что всего после рентгена в ГКДЦ № 1 были госпитализированы шестеро человек, трое из которых умерли.

В тот же день, когда СК сообщил о возбуждении дела, ситуацию в ГКДЦ № 1 прокомментировал глава комитета здравоохранения Санкт-Петербурга Дмитрий Лисовец. По его словам, комитет установил всех пациентов, которые были на рентгене в центре 24–25 января. Однако как выяснилось, смертельные случаи после рентгена были еще в декабре, и мама Анны оказалась не единственной.

23 декабря 66-летняя Татьяна Андреева пришла в ГКДЦ № 1, чтобы сделать рентген желудка из-за подозрений на гастрит. Вернувшись домой, Андреева почувствовала себя плохо — ее стало тошнить, началась тахикардия. Она вызвала скорую, сообщила об этом своей родственнице по телефону, а через полчаса перестала отвечать на звонки. Пришедшая вечером в квартиру племянница открыла дверь своим ключом и нашла Андрееву мертвой.

Дочь Андреевой Виктория рассказывает, что ее маме поставили ту же причину смерти, что и маме Анны Речинской — сердечную недостаточность. «Мы не могли поверить — маме было 66 лет, она была здорова, у нее не было проблем, — говорит Виктория Андреева. — Но в заключении должны были что-то написать, и если сердце остановилось, значит, сердечная недостаточность — хотя это вообще не точный диагноз».

Виктория отправила анализы мамы на химическую экспертизу, которая, по ее словам, заняла примерно месяц. «В конце января, когда в СМИ начали появляться первые статьи про гибель пациентов ГКДЦ № 1 после рентгена с барием, мы сопоставили факты и все поняли», — рассказывает она.

Известно и еще об одной смерти в декабре. 74-летняя Евгения Володина почувствовала себя плохо, когда пришла домой после рентгена — ее тошнило «каким-то белым веществом», рассказывает сын Евгении Николай. Приехавшая скорая забрала женщину в больницу, но спасти не смогли — в 10 вечера она умерла. В результатах вскрытия так же, как и в двух остальных случаях, указали сердечную недостаточность.

Родственники троих умерших обратились в Следственный комитет, и как рассказывает Речинская, там очень удивились, узнав о декабрьских смертях.

К 4 февраля число умерших выросло до семи. В этот же день задержали заведующую отделением Елену Медведеву. По данным следствия, она, зная, что контрафактный барий не является лекарственным препаратом, «организовала его использование персоналом». Медведева частично признала вину. Ее и Попова отправили под арест.

Через три дня, 7 февраля, задержали также медсестру центра, имя которой неизвестно, а затем еще двоих сотрудниц центра — замглавврача по медицинской части Александру Феофанову и замглавврача по лечебной и экспертной работе Наталью Суровенко. Еще через два дня суд заключил Феофанову и Суровенко под стражу по статье о хранении медицинских товаров, не отвечающих требованиям безопасности. Медсестру отпустили под подписку о невыезде. Итого число обвиняемых в деле достигло пяти человек.

Белый порошок

В сообщении объединенной пресс-службы судов Санкт-Петербурга, опубликованном в день задержания главврача Евгения Попова, говорится, что ГКДЦ № 1 закупил препарат «Барий сернокислый 0,1 (H2O)%», который не включен в государственный реестр лекарственных средств и не может использоваться в медицинских целях.

Сернокислый барий (он же сульфат бария), который в медицине используют для получения более контрастных снимков на рентгене, представляет собой практически нерастворимый белый порошок. Пациенту дают выпить взвесь сульфата бария в воде и затем смотрят, как этот раствор проходит по пищеводу. После рентгена сульфат бария, который не растворяется в воде и не всасывается в желудочно-кишечном тракте, просто выводится из организма — и не представляет опасности для пациента.
Сульфат бария применяется не только в медицине, но и в промышленности — как химический реактив. Сульфат бария используют, например, в качестве наполнителя для фотобумаги, а также в порошковых красках и при изготовлении свинцовых аккумуляторов. У промышленного реактива другой состав — в нем, в отличие от чистого сульфата бария, предназначенного для медицинских целей, бывают примеси — в том числе и растворимые, которые могут быть токсичными для человека.
Для рентгена можно использовать только сертифицированный сульфат бария. В государственном реестре лекарственных средств находится один такой препарат. Его производит ООО «Фирма «ВИПС-МЕД»» из подмосковного Фрязино, а фармсубстанцию для препарата (собственно, сульфат бария) поставляют химический завод им. Карпова в Татарстане и китайский дистрибьютор «Циндао Рэд Баттерфляй Пресижн Материалз Ко., Лтд». В описании препарата в реестре говорится, что это рентгеноконтрастное вещество для исследования пищевода, обладающее низкой токсичностью. На сайте компании указана цена за 240-граммовый пакет — 4398 рублей.

Однако, по данным следствия, ГКДЦ № 1 закупила сульфат бария у другого производителя — петербургской компании «НеваРеактив». На сайте компании можно найти семь видов сернокислого бария по цене от 298 до 608 рублей за упаковку (от 100 г до 25 кг). У каждого из них указано, что это химический реактив, предназначенный для «препаративных, технологических и учебных целей». В описании на сайте компании также говорится, что она специализируется именно на химических реактивах.
Руководитель компании «НеваРеактив» Аркадий Камчатов в своем комментарии «Газете.ру» 4 февраля назвал ситуацию с закупкой сульфата бария «немножко странной». «Мы поставляем химические реактивы, и у нас этот барий сернокислый — не для рентгеноскопии. Это химический реактив. Это не внутрь употреблять», — сказал он. Камчатов (в системе «Спарк-Интерфакс» его фамилия указана как Комчатов) не пояснил, были ли у его компании контракты с ГКДЦ № 1. На звонок Дождя сотрудница «НеваРеактив», представившаяся Ксенией, ответила, что никаких комментариев во время проведения следствия компания не дает.

Невидимые закупки

Закупки медицинских препаратов для государственных медучреждений должны проходить по строго установленной процедуре через единый государственный портал. Однако Дождю не удалось обнаружить на этом портале контрактов ГКДЦ № 1 ни на закупку отдельно сульфата бария, ни на закупки вообще у компании «НеваРеактив». Впрочем, это не значит, что закупок не было, объясняет Анастасия Лапунова из «Трансперенси Интернешнл — Россия»*.

По словам Лапуновой, отследить закупки региональных медучреждений бывает сложно, а иногда и невозможно. Процедура, которую Лапунова описывает на примере вакцин, выглядит так: федеральный Минздрав закупает препараты напрямую у поставщика, а затем распределяет их по региональным ведомствам. И если федеральную закупку можно найти на государственном портале, то последующее распределение, скорее всего, регулируется внутренними указами и постановлениями Минздрава, которых в открытом доступе нет.

В самих медучреждениях, объясняет Лапунова, закупками, как правило, занимается специальная комиссия, которая отбирает поставщиков и ведет документацию. Из контрактов ГКДЦ № 1, которые есть на портале, можно увидеть, что такая комиссия в учреждении была, в ее состав входили пять человек. Главврач Евгений Попов среди них не значится — он как руководитель подписывал уже подготовленные контракты. На вопрос Дождя о закупках центра представительница комиссии Татьяна Мартыненкова ответила, что не дает комментарии.

«Обычно закупками занимаются централизованно органы управления здравоохранением, но медучреждения имеют право проводить закупки и самостоятельно», — объясняет директор института экономики здравоохранения ВШЭ Лариса Попович. Однако в случае с ГКДЦ № 1 закупка, по ее мнению, не была централизованной. «Вероятно, у них закончился этот сульфат бария, и они провели свою закупку. А поставщик, который пришел, возможно, просто не знал требований [к препарату] и увидел вроде бы тот продукт, который он в состоянии поставить», — говорит она.

При этом закон, регулирующий закупки (44-ФЗ), как объясняет Попович, устроен таким образом, что основным критерием является стоимость — и выигрывает обычно тот поставщик, который выставил более низкую цену. «Скорее всего, в клиниках нет специалистов, которые могли бы оценить поставщика. Но медики должны лечить, а такой деятельностью должны заниматься другие люди», — заключает она.

«Случаев [массового отравления в больницах], подобных этому, я не припомню. Возможно, их и не было — думаю, они были бы на слуху у общественности», — говорит первый проректор Высшей школы организации и управления здравоохранением (ВШОУЗ) Николай Прохоренко.

Он считает, что сделать процедуру закупок препаратов полностью централизованной не получится. «Организации всегда будут закупать для себя — как мы покупаем что-то для себя», — говорит Прохоренко. Основная проблема в России, по его словам, заключается в том, что здравоохранение финансируется по остаточному принципу. «И это рождает реакцию со стороны сотрудников медучреждений, которые понимают, что невозможно выполнить необходимые требования на те деньги, которые дают. Получается, людям приходится выбирать, какие требования выполнять, а какие — нет», — говорит Прохоренко.

«Я не верю, что они не осознавали последствий, — говорит Анна Речинская, имея в виду врачей центра. — Самое страшное — что это абсолютно простая процедура, мы ничего такого не ждали. В больнице мне тоже не говорили ничего, и я до сих пор не знаю, пытались ли вообще маму реанимировать. Я была бы даже готова поверить, что она умерла естественной смертью, если бы это с самого начала не выглядело как отравление — вот точно как его в фильмах показывают». Анна говорит, что теперь когда у ее папы поднимается давление, они сбивают его сами и никуда не обращаются — «потому что реально страшно, а если человек в больницу попадет, не знаешь, вернется он или нет».